uaplace

Светислав Грбич – о том, что нужно поменять в архитектуре украинской столицы, как Советский Союз до сих пор давит на киевлян, и почему не стоит бояться менять облик старинного города

Когда сербский архитектор Светислав Грбич выбирал себе профессию, им руководил дух авантюризма: идея научиться строить дома казалась очень романтичной. Но вскоре история и теория архитектуры, а также теория дизайна и урбанизм увлекли Светислава всерьез. Сейчас он – эксперт в сфере проектирования объектно-предметной среды и основатель студии системного дизайна SUGUDESU. Последние 20 лет Грбич живет и работает в Киеве.
В разговоре с Forbes архитектор поделился своими соображениями о том, почему Киев выглядит так, как выглядит, и как должна меняться столица Украины.

– Последние пару лет в Киеве регулярно проходят архитектурные конкурсы, результаты которых, правда, не реализовываются. Победители и участники все громче говорят о конфликте поколений среди архитекторов. Как вы считаете, он существует?
– Конфликт определенно существует. Он является результатом того, как архитектура работала в Советском Союзе. Система основывалась на личностях, на мэтрах – членах академической «пирамиды» Союза архитекторов. Молодым, чтобы заявить о себе, нужно было сначала идти к мэтрам, и заниматься не архитектурой, а скорее политикой и академизмом.
Еще одна проблема в том, что в 1990-х в Украине к архитектуре и строительству пришел бизнес. У него были другие запросы, но реализовывали их все те же люди из старой плеяды архитекторов. И получилось, что новая коммерческая архитектура осталась привязанной к советскому прошлому. Молодым там места не было.

– Сейчас для них, кажется, место появилось. Они предлагают проекты реконструкции центральной части Киева. Как нужно строить в исторической части города, сочетаются ли новые формы и старинная архитектура?
– Сегодня думать об эстетически чистом городе, выстроенном по одной общей концепции, нереально. Впрочем, это и 100, и 500 лет назад было нереально. Все равно город рос по своим законам, культуры наслаивались друг на друга. Архитекторы пытались создавать новые города: Санкт-Петербург, например, строили на пустом месте – для того чтобы впоследствии полностью выдержать его в духе поклонения классическим ценностям. Но сегодняшний Питер проходит фазы неизбежных перемен, и новое на каждом шагу конфликтует с законсервированным прошлым.
Сегодня темой, объединяющей город, может быть public space – общественное пространство, которое не является просто случайным набором улиц, зданий и площадей. Современный город, скорее, должен напоминать огромную гостиную комнату, в которой все функции (жилье, работа, транспорт, коммуникации) объединяются в одно большое дружелюбное пространство, осознанно спроектированное людьми и для людей. Если это условие выполнено, то совершенно не имеет значения, как это выглядит.
Еще одна проблема Киева – и это тоже наследие советского прошлого – очень нежное отношение к «исторической» застройке. Конечно, есть вещи, которые мы должны сохранять для следующих поколений, например, дома, имеющие культурную, эстетическую или конструктивную ценность. Охранять можно целые кварталы даже в таких случаях, когда ни одно из зданий по отдельности не является архитектурным памятником, но композиция в целом – целостный памятник определенной эпохи.
Но есть вещи, которые не являются архитектурным достоянием, как ни посмотри. И всеобщая паника, что в городе нельзя ничего строить, потому что здесь существует какой-то псевдоуникальный киевский классицизм – это болезнь. Ее симптомами оказываются странные строения вроде «Арены».

– А что с «Ареной» не так?
– Это новое здание, приютившее под своей крышей целый комплекс торгово-развлекательных функций, по своей сути и трактовке очень современных. Но оно пытается натянуть на себя дружественное классицизму монументалистское одеяло, из-за чего внешне напоминает результат работы доктора Франкенштейна – и так же, как созданное им чудовище, здание как будто вот-вот разорвется по швам.
И это не сфера ответственности одного человека – автора этого проекта. Это проблема скорее целой парадигмы, которая своим существованием провоцирует подобные нелепости.

– Нужно ли нам менять центр города – например, Майдан? Нужны ли там фундаментальные памятники?
– Существующий Майдан определенно нужно менять, так как он является архитектурным провалом. Стелу и те ценности, которые она несет, можно было воплотить с куда большей оригинальностью, пониманием контекста и вкусом. Мне нравятся предлагаемые варианты, где Майдан и часть Крещатика превращаются в пешеходные зоны, потому что такое свободное пространство – именно то, что нужно городу.
Майдан нужно переделать и с эстетической, и с функциональной точек зрения. Огромные памятники там не нужны, их время уже давно ушло. Я уверен, что рассказать о том, что там недавно происходило, можно даже с помощью скамеек, если разместить их в соответствии с правильной, пусть и скрытой концепцией.
Речь снова идет о том, что формы должны быть функциональными, интуитивно понятными и соответствующими контексту. Живем в Киеве XXI столетия – сколько можно планировать и строить, ссылаясь на иллюзорное и романтизированное представление людей XIX века о жизни античного мира, прекратившего свое существование еще две тысячи лет назад? Нонсенс.

– А если говорить о жилых домах? Нужно ли их реконструировать, и каким опытом при этом руководствоваться?
– Сейчас ни политическая, ни экономическая ситуации не предполагают каких-то радикальных решений. А не радикальные методы должны касаться не только жилой застройки.
Процесс улучшения обветшалой городской среды в таких странах, как Украина, в мире называется красивым понятием «архитектура транзиции». Почти все страны соцлагеря проходили через одинаковые проблемы. С развалом Союза началась быстрая капитализация, абсолютно ничем не контролируемая, точно так же быстро стали строиться объекты, которые просто приносят деньги: шопинг-моллы, торгово-развлекательные и бизнес-центры.
Но это архитектура металлических сараев, функционально плохо вписывающаяся в историческое ядро города и никак не относящаяся к понятиям ревитализации, реконструкции, заботы о городской среде. Поэтому в центральной Европе лет пятнадцать назад начала развиваться дискуссия о том, что такое «архитектура транзиции», как из состояния «ничего неимения» перейти к цивилизованному городу, который не надо будет потом перестраивать. Однако общего алгоритма просто не существует.

– А глобальные тренды в урбанистике сегодня существуют?
– Начиная где-то с 1980-х годов, и до сих пор актуальной остается вторая волна постмодерна – мода на общественные пространства, как открытые, так и закрытые. Все эти годы архитекторы пытаются совместить несовместимое и понять, как организовать пространство так, чтобы оно приносило пользу, причем не мнимую, и максимальную прибыль.

– Появились ли за это время архитектурные объекты, которые можно было бы назвать новыми чудесами света?
– Тут есть парадокс: для XXI века куда более знаковым стало падение башен-близнецов в США, чем постройка любого другого здания. Концептуальный промах реконструкции нью-йоркской площади в том, что они там построят три разные высотки, трех разных архитекторов, и таким образом потеряют то, что Нью-Йорк обрел после катастрофы. Там нужно было обнести участок черным карбоном, например, и таким образом обозначить конец целой эпохи. Но, увы, квадратные метры памятников не приносят прибыль.

– А как же футуристическая архитектура богатых азиатских стран – ОАЭ, например?
– Это попса для туристов, любящих фотографироваться на эффектном фоне. Я не знаю ни одного вменяемого архитектора, который сказал хотя бы одну положительную вещь об архитектуре в Эмиратах.